Андрей Дегтярев: «Люди должны привыкнуть, что в правилах игры на финансовом рынке есть некая стабильность»

Досье Bankir.Ru. Андрей Дегтярев. Родился 30 августа 1974 года в Москве. В 1995 году закончил Российскую экономическую академию имени Г.В. Плеханова по специальности «Финансы и кредит».

В 1998–2001 годах – работал в Альфа-банке, в 2001–2003 годах – в Конверсбанке (в МДМ-банке); в круг обязанностей входило привлечение крупных корпоративных клиентов, организация их обслуживания и курирование работы бизнес-центра по обслуживанию крупных корпоративных клиентов.

В 2003–2005 годах исполнительный директор – руководитель бизнес-направления продаж крупным корпоративным клиентам ФК «Уралсиб». В 2005–2006 годах – исполнительный директор – руководитель Северо-Западной региональной дирекции ФК «Уралсиб». В 2006–2008 годах – возглавлял дирекцию по управлению региональным бизнесом дивизиона «Запад», в 2008–2009 годах – исполнительный директор дирекции частного банковского бизнеса, в 2009–2010 годах – исполнительный директор по прямым инвестициям ФК «Уралсиб».

В 2010–2013 годах – генеральный директор инвестиционного банка «КИТ Финанс». С июля 2013 года – председатель правления Абсолют Банка.

- Хотелось бы начать наш разговор с темы, которая, вероятно, вам ближе, чем многим российским банкирам. В течение многих лет российский банкинг был зациклен на кредитовании. Причем, в отличие от западных рынков, в России кредитование было не просто основным видом бизнеса, а подавляющим гегемоном оного. И все же все эти годы кредитного бума делались (возможно, не самые энергичные) попытки создать некие накопительные продукты, сделать их столь же разнообразными, сколь и кредитные. Но, по моим ощущениям, все эти продукты, кроме классического депозита, в общем-то потерпели крах. Ваша оценка того, что называется накопительным трендом, и его перспектив на российском рынке?

- Думаю, причины такого кредитного бума легко объяснимы: перемены, которые произошли в нашей стране за последние двадцать пять лет, были очень стремительными. И буквально за поколение, точнее, при одном поколении произошли огромные перемены и в образе жизни, и в мировоззрении. Поменялись многие ценности, подверглись сомнениям многие нормы нравственности. И одно из последствий такого калейдоскопа событий — отсутствие привычки к долгосрочному планированию, особенно – в сфере финансов. Спрос на накопление у нас исторически складывается с трудом. Это закономерно — горизонт планирования слишком узкий. И в итоге отсутствие стойкой привычки к финансовому планированию не слишком способствует развитию инструментов сбережения. Если сейчас вы выйдете из моего кабинета и поговорите с людьми на улице, то услышите, что мало кто из них готов планировать что-то в своей жизни даже на пять лет. Мизерный процент реально готов на эту тему рассуждать серьезно. Всех больше интересует, что в ближайший месяц произойдет с курсом доллара. И это понятно, просто не сложились до сих пор предпосылки к развитой системе накопительных и инвестиционных финансовых продуктов.

Все эти продукты и на Западе развивались постепенно, эволюционировали вместе с экономикой и обществом в целом. Навыки планирования там формировались десятилетиями. А у нас просто пока нет готовности к этому, нет почвы, фундамента.

- Возможно. Знаете, я начинал активно работать по части экономики и политики в 1989–1990 годах. Мне было двадцать лет, естественно, я был оптимистом и считал, что самая классная штука – это программа Явлинского «500 дней». А пессимисты говорили, что необходима смена поколения, придется ждать не пятьсот дней, а двадцать пять лет. Это тогда звучало как худший вариант. И вот прошли эти самые двадцать пять лет, и мне опять говорят: ну, должно смениться еще одно поколение… Но ведь двадцать пять лет – это, в общем, достаточный срок, чтобы ментально изменилось отношение к ведению своих дел. Тем не менее мы вообще этого не видим.

- Да, сейчас программу «500 дней» вспомнить интересно. В юности я верил, что можно за пятьсот дней изменить общество. Когда это все происходило, а я как раз поступил в экономический вуз, и эта тема тогда вдохновляла меня и казалась реалистичной в те годы.

Вы говорите, что за 25 лет должен был произойти некий перелом в сознании? Но за двадцать пять лет произошло не так много событий, которые бы настроили людей на долгосрочное планирование. Скорее, наоборот. За это время мы пережили несколько системных, крупных финансовых кризисов, крушения «пирамид», политическую нестабильность, гиперинфляцию 1992-го, деноминацию 1997-го, обвал рубля 1998-го. Конечно, этот тернистый путь проб и ошибок определенным образом повысил некое понимание ответственности за личное финансовое планирование. Но до сих пор долгосрочное планирование выражается только в том, что люди с готовностью берут длинную ипотеку. И опять же – не потому, что планируют свою карьеру на этот период, а потому, что русский человек рассуждает так: «Либо осел умрет, либо – падишах»…

- Что должно случиться, чтобы склонность к накоплению возникла?

- Думаю, она может возникнуть только в том случае, если при жизни хотя бы одного поколения правила игры не будут меняться каждый год. Люди должны привыкнуть, что есть некая стабильность именно в этих самых правилах на финансовом рынке. В банковской сфере, в пенсионной, в налоговой и т.д. А что мы видим сейчас? Сначала создаем накопительную пенсионную систему, потом говорим, что ошиблись, потом что-то там отменяем. Начинаются дискуссии на тему того, а не повысить ли нам подоходный налог или не ввести ли прогрессивную ставку… К счастью, в обществе была однозначная реакция, что ни в коем случае этого делать нельзя. Почему? Потому что стабильность подходного налога – одна из немногих вещей, которая сохраняется достаточно длинный период времени. И это как раз одна из редких точек стабильности. То есть люди знают, что подоходная ставка у нас тринадцать процентов, и это некая аксиома…

Сейчас свою лепту внесла история с рублем. Сначала говорят: отпустим рубль в свободное плаванье, обеспечим его конвертируемость. Потом делают это раньше намеченных сроков. Затем начинают рассуждать: давайте введем фиксированный курс и отменим конвертируемость… Хотя в валютной области конвертируемость рубля – это наше основное достижение, ни в коем случае его нельзя терять…

- Однако нашлись политики, которые кричат, что свободная конвертация рубля – это государственное преступление…

- К сожалению, да. Хотя это – основное достижение Центробанка, как бы сложно нам сейчас ни было.

- Вы верно заметили про подоходный налог. И буквально на наших глазах за достаточно короткий срок, за десять лет, сформировалась еще одна точка стабильности. Это система страхования вкладов – одна из немногих инициатив в области финансов российского государства, которая явно подняла доверие россиян к депозитам, в девяностых раздавленное полностью. Буквально года два назад я был горячим поклонником депозита, всех своих сотрудников в депозиты вкладывать пропагандировал, на лекциях рекомендовал. Сегодня – даю отбой. Вера в депозитную систему подорвана…

- Когда человек заболел, то врач ему прописывает курс лечения, состоящий, например, из антибиотика, противогистаминного, жаропонижающего. Представим, что человек берет и начинает пить только жаропонижающее. Оно само по себе необходимо, но без всего остального ты либо не долечиваешься, либо получаешь осложнения.

 С банками, мне кажется, произошла примерно та же история. Ввели гарантии вкладов, но та система ужесточения надзора над финансовыми учреждениями, которая реально начала разворачиваться только в последнее время, собственно говоря, была введена с опозданием. Получилось, что государство взяло на себя ответственность за некие вклады, а качество ряда банков, как выяснилось, на поверку оказалось очень сомнительным. И сейчас, по факту, получается, что государство вынуждено выплачивать деньги по этим старым историям. И это при том, что реально их можно было бы избежать, если вовремя, еще пять лет назад, сформировать надзор, который проявил себя сейчас. Огромный объем выплат, который АСВ пришлось произвести в 2013–2014 годах. Фактически это плата за недоработки прошлого.

- Вы позитивно смотрите на сегодняшний банковский надзор?

- Работа ЦБ в области надзора за последние два года вышла на качественно новый уровень. Действительно, акцент на профилактику стал более заметен. И степень проникновения проверяющих в «болезни» повысилась тоже. Если эта линия будет последовательно продолжаться, то думаю, что по качеству управления своими активами мы будем не хуже европейских и американских банков.

- Однако согласитесь, что продолжающаяся «децимация» банков в общем уже создает унылое настроение. Люди уже всерьез начинают понедельник с выяснения, какие очередные три банка потеряли лицензию.

- За последние полгода, мне кажется, в этом списке не было системообразующих банков.

- Как? «Народный кредит», Банк24.ру – довольно заметные банки.

- Согласен. Но без фильтрации финансовой сферы развития все равно не будет. Если рассуждать о тех же накоплениях, то какое-то время люди, конечно, будут прятать деньги по кубышкам, вкладывать их в недвижимость, покупать золотые украшения или держать в сейфе. Но рано или поздно все равно они вернутся в банки. Поэтому жесткий надзор, который обеспечит нормальность и стабильность основного костяка банковской системы, в долгосрочной перспективе работает на позитив, на мой взгляд.

- Для меня тема накопительного тренда представляется особо важной еще и с социальной точки зрения. Когда у нас кричат об отсутствии гражданского общества – это еще вопрос об отсутствии массы людей с частными инвестициями, с частными накоплениями… Я бы вообще вернул, как в XIX веке в Англии, имущественный ценз на выборах. Право голоса – только человеку с депозитами. Пришел на участок, принес справку из банка, что у тебя депозит, – голосуй…

- Только лучше, по-моему, ориентироваться не на депозит, а на определенный уровень налогов, который платит человек. Платишь какой-то минимальный уровень налогов в год – имеешь право голосовать. Иначе получается, что решения принимают, по сути, люди, подверженные популистским воззрениям. А те, кто реально формируют национальное благосостояние, в этой массе теряются. Только человек, который привносит в государственную копилку деньги в виде налогов, может требовать, чтобы государство выполняло свои функции.

- Кроме того, вся масса людей в России в совокупности – меньший инвестор, чем государство. В любой развитой стране – ровно наоборот, масса физических лиц в совокупности гораздо больший инвестор, чем любая крупнейшая корпорация в этой стране. То есть суть экономики иная. Поэтому я очень надеюсь не просто на развитие накопительного тренда, а на его развитие ради капиталов, а не ради вещей. Депозиты надо копить не «на что-то», а «вообще».

- Это слова человека, принадлежащего все-таки к более высокой финансовой прослойке.

- На самом деле – это банальная буржуазная истина…

- Правильно. Но в России «банальные буржуазные истины» – удел явного меньшинства. А массовый наш потребитель рассуждает иначе: депозит, накопления – это либо, действительно, накопление на некую покупку, либо (уникальное российское явление) – на «черный день». Пожилые люди в массе своей копят на похороны…

- На «черный день» – тоже тупиковая финансовая психология. Помню, как в конце 2008 года мне звонил обеспокоенный приятель, он забрал 50 тыс. рублей из Сбербанка и спрашивал, как бы их сохранить на тот случай, даже если Сбербанк рухнет…

- И что вы ответили?

- Ответил, что если будет такая ситуация, что даже Сбербанк рухнет, то его пятьдесят тысяч пригодятся максимум на растопку буржуйки…

- Верно.

- Почему банки не воспитывают депозитную культуру?

- Почему же не воспитывают. Мы начали работать над этим еще в «КИТ Финансе», и для этого, собственно, создали некий финансовый бутик в формате private banking. Любой ответственный банк должен решать для себя простой вопрос – куда ты распределяешь деньги, которые принимаешь от людей? Если спектр надежных инвестиционных вариантов узок, то это естественным образом накладывает ограничения на депозитные аппетиты банков. И банки естественным образом сдерживаются в части развития депозитной культуры.

- В интервью журналу «Spear’s» вы говорили, что не столько содержание продуктов, сколько их качество и надежность определяет отношение к банку. Но, к сожалению, россияне часто гонятся за излишней прибыльностью. Совсем недавно мне говорят: почему ты рекомендуешь Абсолют банк, если вот этот банк предлагает по депозиту на полпроцента больше? Я отвечаю: потому что хороший сервис важнее лишнего процента. Но люди жмут плечами и относят деньги в Ипохондрскбанк…

- Тут основной вопрос, думает ли человек о депозите в пределах семисот тысяч рублей или нет?

- Да, в пределах.

- Ну, вот. И мы снова возвращаемся к системе страхования вкладов, которую вы однозначно хвалите. Люди часто перестают задумываться, насколько надежен банк, когда речь заходит о ставке: они просто смотрят, где максимальные проценты, и понимают, что государство в случае проблем с ними расплатится. Такая история на самом деле порождает безответственное отношение к депозитам – как вкладчиков, так и некоторых банкиров.

- С одной стороны, да, согласен. На заседании общественного совета при Агентстве страхования вкладов я как-то высказывал, что, на мой взгляд, страховое покрытие не должно распространяться на процентный доход по депозиту. Но Павел Алексеевич Медведев, который был одним из авторов системы страхования вкладов, категорически возражал. Я не очень понимаю его логику…

- На мой взгляд, человек должен нести хотя бы небольшой бизнес-риск в этой истории. Иначе отсутствует равновесие: ответственный банк, работающий честно, должен соревноваться с теми, кто играет по принципу «авось пронесет» и готов платить любую ставку. Мы в Абсолют Банке не включаемся в эту конкуренцию ставок сознательно. Для нас ключевой вопрос – куда в нынешней ситуации мы эти деньги будем размещать. Но у нас большая часть депозитов как раз от состоятельных клиентов. И эти люди относятся к выбору банка ответственно и вдумчиво. Они ведут диалог с менеджерами и с руководством банка постоянно. Они понимают, что именно мы делаем. И дают себе отчет, что лучше пожертвовать процентом, чем играть в какую-то сомнительную «игру».

- Мы много говорим о депозитах. Между тем это только фундамент здания накопительного тренда. Почему на российском рынке столь дистрофичны другие, более сложные накопительные и инвестиционные продукты? Тот же «КИТ Финанс» одно время экспериментировал с конструированием различного рода продуктов, ориентированных, например, на биржевые индексы, но широкого распространения они не получили. И все попытки банков сыграть в игру бОльшую, чем классический депозит в общем, не особо успешны. В банковских ОФБУ – полное разочарование… А какова ваша оценка попыток создать нечто за пределами классического депозита?

- Сейчас у людей есть понимание: если ты вкладываешь наличные в депозиты, либо в недвижимость, либо во что-то еще более-менее понятное, то априори получаешь более надежное и доходное вложение, чем любая изощренная игра на рынках, где риски непомерно велики. На волатильном рынке совершить доходную операцию могут единицы, которые в этом хорошо разбираются. Однако должен сказать, что работа в этом направлении все-таки идет. И Абсолют Банк создает более сложные инвестиционные продукты, прежде всего для тех продвинутых клиентов, которые имеют интерес к чему-то большему, чем депозит.

- То есть все-таки вы считаете, что над такими продуктами работать надо?

- Надо-надо, просто вопрос в том, что должна измениться ситуация неопределенности. Потому что сейчас, когда непредсказуемы правила игры, люди все равно выбирают два-три простых инструмента. Как только ситуация начнет нормализоваться – инструменты сразу же усложняются. Это мы уже проходили.

- А опыты с ОФБУ как бы вы прокомментировали?

- Мне кажется, для банка эта работа немного непрофильная. Ей должны заниматься управляющие компании, потому что любая биржевая команда банка скована в своих инвестиционных решениях по рукам и ногам необходимостью оглядки на имидж банка в целом. Поэтому ОФБУ идут в голубые фишки или государственные облигации с низкой доходностью и сидят там.

Другое дело, что партнерство между банками и управляющими компаниями может быть, да и должно быть намного более плотным и активным. Но сейчас не лучшее время для работы в этом направлении – фондовый рынок в нокауте. Так что ОФБУ по этой причине не в фокусе внимания.

- Что в фокусе?

- В фокусе опять же депозиты.

- А цена депозитов на российском рынке – она в целом для банков подъемна? Ведь у нас, в отличие от западных рынков, исторически чрезмерно завышены ожидания к депозитам. Проценты платятся огромные. Адекватны ли они возможностям банков по вложению привлеченных в депозиты средств?

- Не совсем адекватны. Причем есть неудобства юридические, есть экономические. Юридические моменты состоят в том, что в России законодательство позволяет физическим лицам в любой момент свои депозиты забрать.

- То есть вы сторонник все-таки введения срочного вклада?

- Да. Я считаю, что это необходимо. Иначе мы загоняем банки в ситуацию, когда у них огромный объем средств лежит, по сути, до востребования. И любое потрясение, связанное с волатильностью или паникой на рынке, может вызвать неконтролируемый обвал. Однозначно нужны срочные вклады.

- Этот вопрос лет шесть муссируется. Почему, на ваш взгляд, он так и не решен? Казалось бы, у него нет слишком сильного флера социальной проблемности…

- Мне кажется, что давит все-таки ложная «забота» о физических лицах. Многие считают, что нельзя принимать закон, который может повлечь ущемление прав физических лиц.

- Да, но банковские лоббисты предлагали принять закон, который позволит физическому лицу выбирать между отзывным и безотзывным депозитом...

- Вот это и было бы правильным решением. Если ты размещаешь вклад с возможностью досрочного изъятия, то ставка, допустим, на несколько процентов меньше. Если срочный вклад – на несколько процентов больше. Тогда у банков появился бы стабильный ресурс, который бы позволил финансировать некие инвестиционные проекты. Сейчас же подавляющий объем кредитования юрлиц — это оборотное кредитование. То есть все на короткую дистанцию. Потому что банки понимают, что надо иметь возможность эту ликвидность быстро вытащить. И в итоге экономика не имеет длинных денег для развития, что в конечном счете влияет опять же на тех же физических лиц. То есть мы сами себя загоняем в замкнутый круг.

А что касается экономического неудобства, то с таким процентом по депозитам банки могут направлять деньги либо в кредитование физических лиц под еще более высокий процент, либо в дорогие кредиты для бизнеса. Между тем средняя рентабельность бизнеса по России где-то в районе 14%…

- Я очень люблю ссылаться на эту цифру, когда мне говорят, что кредит под 20% – это нормально.

- В нормальной экономической ситуации такого быть не должно. Доходность, которую бизнес должен платить, особенно если речь идет, например, о проектном финансировании, – это 6, максимум 8 процентов. Такая ставка может быть экономически обоснованной. Возьмем, например, ипотеку. Во всем мире ипотечные кредиты – это 2–3 процента годовых. У нас в России в среднем – 15–16 процентов. Получается, что ты можешь как-то привлекать дорогие депозиты, потому что у тебя есть возможность вложиться в дорогостоящие кредиты. Но если бы не было нездоровой конкуренции со стороны тех, кто завышает ставки по депозитам, то серьезные банки смогли бы снизить ставки по кредитам.

- Все равно у меня ощущение, что банки в совокупности развратили российских вкладчиков неадекватным процентом. Потрясающий разговор был недавно, когда я рассказывал о результатах своего трейдинга на бирже. Годовой доход составил 25 процентов. А мне отвечают: да, неплохо… Какое там неплохо! Это супердоходность. Но самый обычный обыватель мне отвечает: а что тут особенного?

- Да, и этому есть объяснение. Многие еще помнят проценты, которые были в девяностых. Доходило до пятисот годовых. Но если говорить серьезно, то, мне кажется, роковую роль сыграл бум потребительского кредитования. Одни люди планируют свои доходы, следят за своим бюджетом и стараются управлять своими деньгами правильно – накапливают депозиты. А банки в свою очередь эти деньги в виде кредитов выдают людям, которые либо попали в такую ситуацию, что всем должны, либо неадекватно оценивают свои возможности... При зарплате, условно говоря, в 35 тыс. рублей хочу поехать на Ибицу отдыхать... А как я буду возвращать – подумаю потом. То есть получилось, что деньги людей ответственных передали людям безответственным. Огромная маржа при этом осела в банках в «тучные годы». В момент, когда за счет кредитного бума маржинальность постоянно росла, банки стремились привлекать больше денег и вслед за этим начали приучать вкладчиков к завышенным ставкам. В итоге втянули население в некую игру с постоянно повышающимися ставками. Люди привыкли к высоким ставкам по депозитам и уже не хотят, чтобы они снижались, и смотрят, какой банк продолжает давать такие ставки. Круг замкнулся.

- Выход? Долой кредитный бум?

- Не все так однозначно. Потребкредитование везде, не только в России, проходило этап бума. Стоит холодильник или машина – ты можешь купить его в кредит. На этом Америка строилась. Потом наступает период насыщения, и акцент постепенно переходит в сферу карт с овердрафтом и в ипотеку. Полагаю, нас в России ждет такая же эволюция. Ипотека – драйвер развития, даже при нынешних условиях — это социально ориентированный продукт. И вот почему. Ипотека дает мультипликативный эффект для экономики – импульс для строительных фирм, производства строительных материалов, сооружения дорог. Огромный денежный поток генерится в стране под ипотеку… А когда идет покупка вещей на потребкредиты, то это означает лишь одно: деньги со свистом улетают из страны. Потому что все эти товары произведены либо в Китае, либо где-то в юго-восточной Азии. То есть, по сути, наши люди в долгах, вещи обесцениваются, деньги ушли. Вот сегодняшняя модель.

- Хотелось бы поговорить о private banking, который в вашем банке явно стал одной из точек роста. Каковы, на ваш взгляд, перспективы его развития? Одно время все сводилось к качеству сервиса, причем – на уровне приема клиентов. Вот у вас очень симпатичный офис, но – некогда пить кофе, некогда общаться с прекрасными менеджерами, нужна скорость, бежать надо… На ваш взгляд, не исчерпан ли этот подход к private banking?

- И да, и нет. Технологии должны однозначно развиваться, и людям зачастую удобней через ДБО решить многие вопросы, чем приходить, пусть даже в самый лучший, самый комфортный офис. Это так. Но основа private banking – это кредит особого доверия. Доверия к менеджеру, доверия к банку, его акционерам и топ-менеджерам. И мне кажется, еще не пришло время, когда состоятельные люди готовы доверять свои капиталы некоему автомату.

- Эффект личного контакта?

- Да, эффект личного контакта не теряет важности. Особенно сейчас. Если взять срез наших vip-клиентов, то таких, как вы, убежденных в том, что им проще все сделать через ДБО, процентов пять-десять. Остальные хотят прийти в офис, спросить, что вы думаете о ситуации на рынке, что посоветуете. Зачастую менеджеры банка играют роль финансового психоаналитика. Нередко они обсуждают какие-то жизненные ситуации, совсем не связанные с финансами. Но без этих нюансов private banking существовать просто не может.

Другое дело, что традиционная черта private banking, рожденного в Швейцарии, сакральность банкинга — уходит. Все становится прозрачнее, чем было раньше.

Так что сейчас private banking находится в состоянии эволюции. В идеале это очень технологичный бизнес, позволяющий не тратить много времени на операции. Но в нем есть элемент, позволяющий человеку получить личное общение с эффектом избранности и четкую обратную связь. Иными словами, элемент ручного управления в этом бизнесе необходим. Во-первых, у людей в жизни много личных нюансов. Во-вторых, могут быть форс-мажорные ситуации, когда банк срочно должен прийти на помощь клиенту. Плюс есть программы для контроля расходов детей. Например, карты, транзакции по которым контролируют родители. Такие есть и у нас в банке, клиентам нравятся эти опции. Я и сам такими пользуюсь.

- Финансово «подглядываете» за детьми?

- Скорее, приглядываю. Но это вопрос воспитания наследников, а не вопрос недоверия к ним. Эта тема одна из основных на следующем этапе развития банковского бизнеса. Я думаю, что мы тоже к этому придем, и будем с помощью банковских инструментов помогать родителям готовить своих наследников к управлению семейным капиталом: вовлекать их в этот процесс, объяснять, как это работает, как управлять счетами. Очень интересная тема… Одно дело, когда тинейджер бездумно тратит с карты деньги, и совсем другое дело, когда молодой человек начинает разумно управлять своими деньгами, понимая весь алгоритм «от» и «до».

- То есть вы считаете, что идеология семейного банкинга может все-таки пойти в России?

- Конечно, да.

- Однако для его развития необходима устойчивость клиента. Чтобы клиент приходил не за конкретным продуктом, не с депозитом на пару лет, а на десятилетия. Между тем вся техника банковского бизнеса ориентирована на продукты. Ведь, например, бонусы менеджеры банков получают за продажи, за привлечение новых клиентов, а не за устойчивость старых?

- Это снова возвращает нас к началу разговора. Везде все думают всего на шаг вперед, а не на три. Рассуждают примерно так: «Сейчас дам ему кредит, потом возьмем депозит». А такие KPI, как устойчивость клиентов, в российских банках практически отсутствуют. Но, надеюсь, мы эволюционируем к более долгосрочным стратегиям… Конечно, важно формировать некую постоянную клиентскую базу. И, если честно, мы как раз идем таким путем: наши клиенты одновременно пересекаются с нами и по корпорату, и работают как физические лица. То есть банк становится неким финансовый клубом.

- О будущих фокусах российского банкинга поговорили… А в чем ваш личный фокус? Какая часть работы наибольшее удовольствие доставляет лично вам?

- Мне интересны и кажутся сейчас особенно полезными в работе различного рода механизмы и формы командообразования. В частности, мероприятия, где у меня есть возможность донести до максимального числа сотрудников наши идеи, стратегии. И не просто донести, а получить отклик и скорректировать наши планы. И для этого мало раз в год собирать только управляющих филиалами и ключевых сотрудников на уровне глав департаментов. Люди не могут эффективно работать, если не понимают или им доносят в искаженной форме тот вектор, в сторону которого движется банк. И мы придумали свою традицию.

У нас есть такая традиция в банке: раз в месяц представители одного бизнес-блока, например, розницы или корпоратов, идут на ужин с председателем правления. Сознательно исключаю начальников, чтобы они не мешали живому общению, и по ходу ужина обсуждаем самые разные темы. Общаемся, сотрудники задают мне вопросы, которые вряд ли бы дошли до меня по иным каналам. А в такой неформальной атмосфере возникает уникальная возможность обменяться ощущениями, оценками того, что происходит в нашем банке. И это очень эффективный инструмент, скажу я вам.

Второй момент, доставляющий мне удовольствие — поездки на те предприятия, которые мы уже профинансировали. Самый большой кайф видеть своими глазами, как запускаются производства, которые мы кредитуем. Одно дело, когда ты подписываешь бумаги, смотришь бухгалтерский баланс, а другое дело – когда ты видишь, как именно работают выделенные средства, этот процесс становится зримым, материальным, понятным.

- Чем кроме работы вы живете? В последнее время, заметил, стало от банкиров меньше рассказов про хобби и все чаще говорят о семье…

- Тут я не буду оригинальным (улыбается). Живу семейными ценностями. У меня восемь детей.

- Сколько?!

- Восемь. Из них четверо живут со мной постоянно…

- А… как это вообще – восемь детей? Я про хобби, наверное, больше не спрошу…

- Ну, это интересное ощущение. Мы часто собираемся в полном составе. Хотя это и сложно порой. Самому старшему шестнадцать лет, самому младшему – полгода. Пять девочек, три мальчика. То есть диапазон совершенно уникальный.

- Это впечатляет…

- …Поэтому, конечно, большую часть времени и внимания у меня занимают дети, но, если все-таки говорить о личных увлечениях, то я очень люблю читать книги, причем исторические в последнее время. Беру какую-то определенную тему и начинаю подбирать литературу на эту тему, все изучать.

- Например?

- Сейчас, например, изучаю вопрос историчности евангелия. Набрал монографии, причем некоторые пришлось долго искать – это были какие-то советские монографии, шестидесятых-семидесятых годов. Тогда очень системно проводились исследования, поэтому их иногда читать гораздо интереснее, чем какие-то современные…

В прошлом году я так же активно изучал историю Второй мировой войны. С полным погружением.

- В результате вас не доводит до белого каления нынешнее восприятие истории в российском обществе? Одно из самых искаженных и идеологизированных в мире. У нас, например, масса людей выхватывает Великую Отечественную войну из контекста Второй мировой, воспринимает Александра Невского как исключительно защитника России, а не только как вассала татарского хана, и считает, что Суворов произвел героический переход через Альпы, не задумываясь, почему – в сторону, противоположную цели его похода. И т.д. и т.п. Ну, вы сами знаете…

- Да, такая проблема существует. Как и проблема излишнее эмоционального восприятия истории. А что вы хотите? Двадцать лет уже ничего не преподают нормально…

- Вы, кстати, по своим детям ощущаете эту проблему?

- Ощущаю. У них в голове эклектичная картина, мягко говоря. Лоскутное одеяло. Где-то что-то услышали…

- Что вы делаете?

- Пытаюсь давать хорошие книги, стараюсь организовывать поездки, во время которых что-то им рассказываю и показываю сам... Я надеюсь, если они смогут здраво и всесторонне оценивать происходящие события в прошлом и настоящем, то смогут сами выбрать свой путь, причем сделают этот выбор осознанно. Как и все мы.